Неточные совпадения
Симонов сейчас засветил свечку, и все они сначала прошли по темному каменному
коридору, потом стали подниматься по каменной лестнице, приотворили затем какую-то таинственную маленькую дверцу и очутились в огромной зале. Мрак их обдал со всех сторон. Свечка едва освещала небольшое около них пространство, так что, когда все взглянули вверх, там вместо
потолка виднелся только какой-то темный простор.
Мне казалось, что я целый вечер видел перед собой человека, который зашел в бесконечный, темный и извилистый
коридор и ждет чуда, которое вывело бы его оттуда. С одной стороны, его терзает мысль:"А что, если мне всю жизнь суждено бродить по этому
коридору?"С другой — стремление увидеть свет само по себе так настоятельно, что оно, даже в виду полнейшей безнадежности, нет-нет да и подскажет:"А вот, погоди, упадут стены по обе стороны
коридора, или снесет манием волшебства
потолок, и тогда…"
Где-то капает о камень вода. Никого. Я с тоскливой радостью чувствую: спасен. Медленно иду по
коридору, назад. Дрожащий пунктир лампочек на
потолке все тусклее, тусклее…
Недавно я вновь сделал подземную прогулку и не мог узнать Неглинного канала: теперь это громадный трехверстный
коридор, с оштукатуренным
потолком и стенами и с выстланным тесаным камнем дном. Всюду можно идти во весь рост и, подняв руку, нельзя достать верхнего свода. От старого остался только тот же непроглядный мрак, зловоние и пронизывающий до костей могильный холод…
За ней было светло как днем; три двери с разных сторон, открытые настежь, показывали ряд
коридоров и ламп, горевших под
потолком.
В
коридоре наверху, под
потолком, небольшое окошечко.
Обширная камера под низко нависшим
потолком… Свет проникает днем сквозь небольшие люки, которые выделяются на темном фоне, точно два ряда светлых пуговиц, все меньше и меньше, теряясь на закругленных боках пароходного корпуса. В середине трюма оставлен проход вроде
коридора; чугунные столбы и железная решетка отделяют этот
коридор от помещения с нарами для арестантов. В проходе, опершись на ружья, стоят конвойные часовые. По вечерам тут же печально вытянутою линией тускло горят фонари.
Петр Дмитрич, сердитый и на графа Алексея Петровича, и на гостей, и на самого себя, отводил теперь душу. Он бранил и графа, и гостей, и с досады на самого себя готов был высказывать и проповедовать, что угодно. Проводив гостя, он походил из угла в угол по гостиной, прошелся по столовой, по
коридору, по кабинету, потом опять по гостиной, и вошел в спальню. Ольга Михайловна лежала на спине, укрытая одеялом только по пояс (ей уже казалось жарко), и со злым лицом следила за мухой, которая стучала по
потолку.
Каждый удар гулко отдавался под высоким
потолком и повторялся эхом в других
коридорах.
Поручик прошел за ней пять-шесть больших, роскошно убранных комнат,
коридор и в конце концов очутился в просторной квадратной комнате, где с первого же шага его поразило изобилие цветущих растений и сладковатый, густой до отвращения запах жасмина. Цветы шпалерами тянулись вдоль стен, заслоняя окна, свешивались с
потолка, вились по углам, так что комната походила больше на оранжерею, чем на жилое помещение. Синицы, канарейки и щеглята с писком возились в зелени и бились об оконные стекла.
И он уже выкрикнул первый слог этого слова, но вдруг весь этот высокий, красивый
коридор с полом, устланным прекрасным ковром, со спускавшимися с
потолка изящными газовыми лампами и, наконец, появившиеся на его повороте двое изящных молодых людей — это были гости Николая Герасимовича — сомкнули уста Мардарьева и выкрикнутое лишь «кар» замерло в воздухе, как зловещее карканье ворона около помещения, занимаемого Николаем Герасимовичем.